Једна од основних делатности и задатака обновљеног Удружења фолклориста Србије јесте организовање међународних научних конференција и симпозијума фолклориста у циљу неговања
и поспешивања међудисциплинарне сарадње. То су скупови под
заједничким називом Савремена српска фолклористика (I Нови Сад
2013, II Београд–Тршић 2014; III Ниш 2015, IV Источно Сарајево/Пале
2016, V Призрен – Велика Хоча 2017).
Резултати ових међународних мултидисциплинарних скупова јесу
врло значајни зборници радова (Савремена српска фолклористика I,
ур. З. Карановић, Ј. Јокић, Нови Сад: Филозофски факултет, Центар за
истраживање српског фолклора, 2013; Савремена српска фолклористика
II, ур. С. Ђорђевић Белић, Д. Лајић Михајловић, Н. Радуловић, Б.
Сувајџић, Ђ. Трубарац Матић, Београд: Институт за књижевност и
уметност, Удружење фолклориста Србије, Универзитетска библиотека
„Светозар Марковић”, 2015; Савремена српска фолклористика III, ур.
Б. Сувајџић, Д. Поповић Николић, Д. Петковић, М. Бојанић Ћирковић,
Београд: Универзитетска библиoтека „Светозар Марковић”, Филозофски
факултет Универзитета у Нишу, Удружење фолклориста Србије, 2016).
Ретки су зборници међународног карактера и значаја код нас који су
стручно тако уско спецификовани, а истовремено и интердисциплинарни
у контексту представљања опсега, достигнућа и циљева проучавања
савременог фолклора.
У складу са прокламованим принципима и вуковском бригом „за
све Србе ма где обитавали”, Удружење фолклориста Србије, Институт
за књижевност и уметност (пројекат Српско усмено стваралаштво
у интеркултурном коду), Филозофски факултет Пале, Филолошки
факултет Бања Лука, Универзитетска библиотека „Светозар Марковић”
у Београду и Вукова задужбина организовали су Међународни научни
скуп Савремена српска фолклористика IV (7. и 8. октобра 2016).
6
Скуп је одржан на Филозофском факултету на Палама. Тема скупа је
била Савремена српска фолклористика, са следећим подтемама:
Појам границе у фолклору; Обредна и календарска година; Сакупљачи
и проучаваоци фолклора; Савремена фолклористика и студије културе.
На скупу су узели учешће истакнути фолклористи из Србије, Републике
Српске, Русије и Украјине.

Радови заступљени у овом зборнику репрезентативни су како по
интенцији да дочарају дух и атмосферу који су владали на међународном
научном скупу Савремена српска фолклористика IV (Источно Сарајево/
Пале 2016), тако и по свеобухватној тежњи да истакну основне
тенденције у проучавању фолклора и развоју фолклористике у савременом свету. Учешће припадника различитих фолклористичких и
сродних дисциплина снажно је афирмисало интердисциплинарност
као пожељан и адекватан начин бављења изузетно сложеном, синкретичном фолклорном грађом. У зборнику су заступљени представници
различитих генерација, од најзначајнијих имена савремене српске
фолклористике до младих научника који су име за њену будућност.
Смишљено мапирање српског културног простора, од „српског севера”
и првог скупа у Новом Саду, преко Београда, Тршића, Ниша, па до
Источног Сарајева/Пала и Призрена, подстакло је на највишем научном
нивоу сарадњу универзитетских и других научних институција и
установа, уз нужну и неопходну децентрализацију и контекстуализацију
научне мисли. И најзад, радови заступљени у зборнику Савремена
српска фолклористика IV представљају леп научни принос развоју
фолклористике и хуманистичких наука у сфери националне културе
и културе уопште.

The ‘lonely/low hero’ is a personage depicted initially as a pitiful, isolated, friendless, sad orphan or foundling, but who appears to prove himself to be a powerful representative of a high-ranking family as the story unwinds. We find those personages in different genres: ritual myths, epics, charms, curses and tales. Betel chewing as a cultural practice is of great importance in the depiction of key mythological figures, lonely heroes in particular.
The paper analyses the symbolism of betel chewing as compared to other chewing practices worldwide. Philippine folklore texts are being analysed to define motifs connected to the image of a lonely hero in the folklore of the Tinguian (Itneg), Kalinga, Yattuka (Kallahan), Ifugao and other highlanders of the Northern Philippines, and compares them to corresponding themes in Philippine non-Cordilleran mythologies and beyond.
Обобщающее исследование на стыке этноботаники, этнолингвистики, культурной антропологии и фольклористики, посвященное практике, мифологии, символике бетеля и других легких жевательных стимулянтов и релаксантов в традиционной и современной культуре народов мира.

The thesis investigates the folk tradition of dream interpretation in the eastern Slavic culture. Essential materials for the research are narratives about prophetic dreams recorded by the author in the Poltava region (2012–2018 years). The work aims at describing the ways of dream interpretation, which are (almost) not reflected in the “oral dream books” (commentaries of informants accompanying the story about a prophetic dream, and other explanatory narratives). For this purpose, the author describes invariant narrative schemes that are common for narratives about prophetic dreams containing the similar logic of interpretation. Analyzing the texts, we can conclude that a dreamer has pretty much freedom in attributing interpretations to dreams. Interpretation of a dream plot depends on emotional and sensual components of dream experience, individual associations of a dreamer, and a context in which a dream is told and interpreted. In spite of the singularity of every dream and dreamer, the traditional interpretations of dream plots are not arbitrary: they come down to the models, which are revealed in the work. These invariant narrative structures (“interpretation models”) can be derived from the prophetic dream narratives, but not from brief formulae “if you see in the dream X, it predicts Y in reality”. The common structures of dream plots (which have similar “prophetic meaning”) correlate with the narrative schemas underlying the folklore texts of other genres (riddles, fairy tales, belief narratives and so on).

Проблема взаимодействия «своих» и «чужих» (self and
others) является одной из наиболее обсуждаемых в со-
временном научном дискурсе. Она определяет тему номера и раскрывается на материалах древней и современной истории  Центрально-Азиатского фронтира.
В структуру журнала включена статья И.В. Октябрьской "«Свои» и «чужие». Этническая история Алтая сквозь призму фольклора" (с. 66-85) - она посвящена истории региона  XVIII - начала ХХI в., которая была сохранена фольклором.
The paper is devoted to the ethnopolitical history of Altai from the eighteenth to the twenty-first centuries. During this period relationships between various ethnic groups and common system of values have been forming up. These values
have been determined by the correlation of “good” and “evil” categories through the prism of “ours” and “alien”. Based on the controversial experience of the past, nowadays the multinational community of Altai tries to produce the optimal
forms of co-existence. Actualization of ethnicity and mythologizing of the past determine self-perception and inter-ethnic communication

Основная проблематика представленных в настоящем номере публикаций отражает весь спектр научных представлений о локальной идентичности в ее черкесском (адыгском) преломлении. Черкесский мир, традиционно отличавшийся значительной пестротой и неоднородностью внутренней структуры, за последние полтора столетия приобрел еще большую мозаичность. В настоящий момент мы видим легко различимое своеобразие в культуре и стиле мышления адыгов, ныне разделенных государственными границами и административными барьерами. Необходимость изучения регионально-локальных экспликаций народной культуры была обозначена уже на Первых чтениях памяти М.И. Мижаева (Архыз, 2014 г.), где работала специальная секция, посвященная этой проблематике. Статьи, предлагаемые читателю в настоящем выпуске, отличаются широким географическим охватом не только самого предмета исследования — различных этногрупп черкесов Кавказа и диаспоры, но и самих авторов этих работ. Проблема черкесской идентичности оказалась удивительно близка исследователям Москвы и Петербурга, Стамбула, Краснодара и Ростова, Адыгеи, Кабардино-Балкарии и КарачаевоЧеркесии. Используя разные методологические подходы и описывая разные сюжеты, они, каждый по-своему, демонстрируют нам настоятельную необходимость объединения усилий для дальнейшего изучения феноменов регионально-локальных традиций и форм идентичности.

The Ifugaos seem to be the only people in the world who have developed peacemaking ideology in a typically aggressive genre of oral literature. The rich literature on epic traditions worldwide portrays a highly male-centered genre of song glorifying heroic values and warlike acts. Ifugao male epics represents aggressive ideology, which it shares with all the corresponding genres from India to Iceland. But what is specific of the Ifugao epic lore is that it contains two trends. The /hudhud/, female epic tradition of the Ifugaos, is a unique specimen of peacemaking, even pacifist ideology in epic form. This ideology has developed in the peak of headhunting period, i.e. it is genuine, not imposed by the influence of other cultures as, for instance, the motives of regret that appeared in Kalinga Ullalim under the influence of Christianization and American "order".

Статья посвящена одному из направлений отечественной науки о традиционной музыкальной культуре — практической этномузыкологии, у истоков которой стояли Е. Э. Линева, А. М. Листопадов, Е. В. Гиппиус и К. В. Квитка. В центре внимания автора — эксперимент как метод практического исследования традиционной музыкальной культуры. В статье анализируется взаимодействие этномузыкологии и социальной психологии, рассматриваются реконструктивная методология и лонгитюдный метод исследования, антропологический подход к восприятию традиционной народной культуры.

The article is devoted to one of domestic science’s direction for traditional musical culture — that is practical ethnomusicology that was developed by E. E. Lineva, A. M. Listopadov, E. V. Gippius, K. V. Kvitka. The author pays attention to the experiment as a way of practical researching of the musical culture. The article researches the interaction of ethnomusicology and social psychology, examines the reconstructive methodology and longitudinal method of researching, anthropological approach to the traditional folk culture’s perception.

IV Всероссийский конгресс фольклористов: Сб. науч. ст.: В 3 т. Т. 1: Народная музыкальная культура: история изучения, современные исследования, проблемы актуализации / Ред.-сост. Е. А. Дорохова, Д. В. Морозов. — М.: Государственный Российский Дом народного творчества им. В. Д. Поленова, 2019. С. 115-123.

The meaning of the term ‘folks-lid’ in Yiddish does not coincide with the ‘folk song’ in Russian. In Yiddish the word ‘folk’ has no political connotations. There was not rigid division between liturgical tradition and secular one in Jewish culture, but it had a significant difference for the Slavic cultures. The correlation of oral and written texts in these cultures also differs. Jewish songs can be written down or recorded, they can have authors. But at the same time they are perceived as folks-lider because of the principles of there creating and the forms of their existence.

Архипова А.С. Почему одноглазый дух огня не любит лук? Заметки по монгольской мифологии // Сила взгляда: глаза в мифологии и иконографии: сборник научн. статей. Сост. Д.А. Антонов. М.: Издательский центр РГГУ, 2013 (в печати). (Серия "Традиция-Текст-Фольклор: типология и семиотика").

This article deals with a certain type of funeral and commemorative obit rites, which are connected with burial of children outside the functioning common cemeteries, in special loci.
В статье рассматриваются захоронения детей вне обычных действующих кладбищ: в огородах, по обочинам дороги, на берегу реки, в подполье дома. Сведения собраны в 2010-х гг. на территории Коми-Пермяцкого округа Пермского края, в зоне русско-коми-пермяцких контактов. Случаи относятся к советскому времени, 1950–1960-м гг., и могут быть разделены на две группы — в зависимости от явного или тайного характера погребений и отношения к ним местного социума. В первом случае захоронения производятся на специальных детских кладбищах, практика признается допустимой, на могилах проводятся поминальные ритуалы. Во вторую группу попадают случаи погребения новорожденных вдоль дорог и под полом, они совершаются без
свидетелей и могут вызывать подозрения в инфантициде. Учет не только этнографической информации, но и лингвистических особенностей записанных текстов позволяет обнаружить, что нарративы о захоронениях в голбце сдвигаются в область слухов, имеют грамматические признаки так называемой проблематической достоверности. Такие истории строятся по фольклоризованным сюжетным моделям — как криминально-бытовые и мифологические рассказы, их героинями оказываются женщины, наделенные чертами социальной маргинальности.

full version: http://www.ff.um.si/zalozba-in-knjigarna/ponudba/zbirke-in-revije/zora/priloge/Zora97zasplet.pdf

The project of an online questionnaire on familiarity of the Slovene paremiological units is represented in the article. The main goal of the questionnaire is to gain empirical data to establish a Slovene paremiological optimum in order to compare it with the Slovak paremiological optimum presented by Ďurčo. Ďurčo’s approach was adapted and enriched because of the development of computer technology and internet usage. The preparation and the progress of the project are described along with its main goal. In addition, the article provides estimation what further research possibilities this empirical approach is opening. Therefore it is necessary to add the information about the structure of databases. Based on empirically gained data, these databases are created by modernized software and allow us to use different combinations of filters and other tools.

The paper treats about ethno botany of betel chewing as one of the most ancient multifunctional traditions of the South of Asia and the Pacific. Symbolic ties of the betel chew, as well as of its main plant and mineral components are defined on the basis of Northern Philippine highland cultures. The focus is on two functions that are characteristic of a much larger area where betel chewing is\was widespread: 1. betel as a go-between, a messenger from humans to gods and visa versa; 2. betel as a bearer of life, its components symbolizing male and female productive forces and initiating their union. In epics and mythology betel chewing results in miraculous conception and birth of a hero.
Communicative, etiquette and ritual functions of betel chew components are based on mythological characteristics ascribed to them, derived from their pharmacologic properties as well as from the place that these plants occupy in traditional folk taxonomies. Symbolic connection unites areca nuts with semen, blood and saliva; with gold and precious stones, that is, with material objects characterized with high semiotic status.
Despite the general tendency of being wiped out under the pressure of modern Western-oriented standards of culture, betel chewing is still alive, achieving new forms and functions and even demonstrating minor geographic expansion.
The paper is based on language, folklore and ethnographic materials primarily of the Ifugaos and the neighbouring highland ethnolinguistic groups of Northern Luzon (Kalingga, Bontok, Tingguian) and other peoples of the Philippines (Tagalog, Visaya, Maranaw etc.), including the author’s field materials from 1995-2008 and ethnographic collections of the Peter the Great Museum of anthropology and ethnography (Kunstkamera).
Статья посвящена символике жевания бетеля, одного из древнейших многофункциональных обычаев народов Юго-Восточной Азии и Тихоокеанского ареала. Цель публикации – раскрыть на северофилиппинском материале наиболее важные символические связи основных растительных компонентов жевательной смеси– ореха арековой пальмы и бетельной лозы. Особое внимание уделено двум функциям, характерным для всего ареала распространения обычая: бетель как посланник, посредник между миром людей и духов, и носитель жизни, символизирующий соединение мужского и женского начала и воспроизведение потомства. Коммуникативные, этикетные и ритуальные функции бетеля обусловлены связанными с ним мифологическими представлениями, основанными как на фармакологических свойствах растений и минеральных добавок, так и на их месте в символических классификациях, связывающих растения с жизненными субстанциями и миром материальных предметов, имеющих высокий семиотический статус и потому выступающих в виде объектов обмена и дарения. При общей тенденции к исчезновению, обусловленной давлением западной культуры, жевание бетеля продолжает развиваться, приобретает новые функции и даже завоевывает новые территории.
Статья написана на материалах языка, этнографии и фольклора ифугао с привлечением данных по их соседям-горцам (калинга, бонтоков, тинггианов) и другим народам Филиппин (тагалов, маранао, висайя и др.). В работе использованы полевые материалы, собранные автором во время экспедиций на Филиппины 1995-2008 гг., а также коллекции МАЭ (Кунсткамера) РАН.

""

В статье анализируются подходы различных исследовательских направлений фольклористики к вопросу исторической датировки фольклорных данных. Кроме того, автором был рассмотрен опыт соотнесения фольклорного материала с исторической хронологией, проводимый историками: этнологами, работающими с фольклором некоторых сибирских аборигенных этно-сов, а также археологами (Ю.Е. Берёзкиным). В ходе проведенного исследования было выявлено, что вопрос точной дати-ровки фольклорных данных остается нерешенным и «привязка» фольклорного материала к исторической хронологии про-исходит весьма условно.

Скифская царская инсигния и осетинская загадка о луке и стреле (проблема культурно-исторической преемственности) // Всероссийские Миллеровские чтения. Вып. VI. Владикавказ, 2018, c. 69-75. Т. К. Салбиев (Владикавказ, РФ) Скифская царская инсигния и осетинская загадка о луке и стреле (проблема культурно-исторической преемственности) Главной проблемой, которая ставится в статье, является выяснение механизма и условий культурно-исторической преемственности осетинской традиции по отношению к скифской. Ее актуальность определяется необходимостью в современных нивелирующих условиях глобализации сохранения этнокультурной самобытности. Впервые известные со времен Вс. Ф. Миллера скифские реликты в осетинской традиции предлагается рассматривать в рамках структурно-семиотического метода, когда мифология предстает не просто собранием мифов, а особым способом мировосприятия, тотально господствовавшим в архаическую эпоху. Сообразно с пониманием проблемы и используемым для ее решения мифологическим подходом, главным объектом исследования оказывается загадка о луке и стреле, которая воспроизводит скифский образ мирового древа. Устойчивость мифологического мировосприятия становится главным условием сохранения центрального места и ключевой роли скифского лука, как царской инсигнии, в осетинской этнокультурной традиции. Ключевые слова: скифы, осетины, царский культ, лук, традиционные загадки, миф, структура. The main problem posed in the article is the clarification of the mechanism and conditions of the cultural and historical continuity of the Ossetian tradition in relation with Scythian one. Its relevance is determined by the need to preserve ethno-cultural identity in the modern leveling conditions of globalization. First known since the time of V. F. Miller's Scythian relics in the Ossetian tradition are proposed to be considered in the framework of the structural-semiotic method, when mythology is not just a collection of myths, but a special way of world perception that totally dominated in the archaic era. In accordance with the understanding of the problem and the mythological approach used to solve it, the main object of research is the riddle of the bow and arrow, which reproduces the Scythian image of the world tree. The stability of the mythological world perception becomes the main condition for the preservation of the central place and key role of the Scythian bow, as a royal insignia, in the Ossetian ethno-cultural tradition.

В статье исследуется происхождение легенды о существовании «красной пленки» и «инфракрасных очков», позволяющих видеть одетых людей обнаженными. Эта легенда была популярна среди школьников 1970–1980-х годов, но типологически похожие сю- жеты появлялись и в других культурных контекстах и возрастных средах — в оккупи- рованном Ираке и среди взрослых жителей позднего СССР. В разных контекстах сюжет о чудесном устройстве, позволяющем видеть через одежду, артикулирует одно и то же чувство — ощущение беспомощности перед лицом «сильного» (будь то сотрудник КГБ или иностранец из более развитой страны). Опираясь на идеи Фуко, авторы приходят к выводу, что детский позднесоветский сюжет о «красной пленке» происходит из взрос- лых представлений о способности власти вторгаться в приватное пространство граждан. Игра в получение/лишение власти является ответом на невозможность сделать тоже са- мое во взрослой жизни, в которой советские граждане (или поколение их родителей) не могут, по их ощущениям, избежать «всевидящего ока власти». Символическим выраже- нием этих представлений стала способность «красной пленки» ставить людей в положе- ние «незащищенной видимости». В то же время пленка позволяла своему «обладателю» (то есть потенциально любому члену детского коллектива) преодолеть страх оказаться в таком положении и самому стать «властью».

Basing on field work conducted in Poltava region in 2012–2016 the author considers symbolism of trees in prophetic dream narratives. Interpretation of tree is not always explained by rules contained in the oral dream-book. There are three key patterns defining the interpretation of this image: a tree as a symbol of a person (or a human’s body); a tree as a symbol of a family, branches or fruits symbolize family members; a blossoming three or garden symbolizes love. The first metaphor gets actualized if the tree, which appears in the dream, is damaged. That kind of dream predicts someone’s sudden death or personal injury of the dreamer himself (usually broken arm or leg). The second — if the dreamer notices unevenness in the blossoming (fruiting) of the tree, which can be understood as a prediction of death/birth/recovery of person’s family members or relatives. The third option is associated with the image of fruit trees blooming in the dream. In most of dream narratives observed the respondents told about trees, existing in reality, which were seen in unusual state (knocked off, flowering, fruiting), or about the real place where the dreamer discovers a new tree. In other words, the image of a tree is often conceptualized as part of a territory belonging to certain people.

Preparing the first collection of Jewish folk songs for publication (1901), S.M.Ginsburg and P.S. Marek divided the material in groups according to genres. In the late 20th – early 21st century many editors of song collections forego assigning a specific genre to a song. The objective of the present article is to trace the change in the criteria for genre definitions and in the approaches to publications of song collections. An overview of collection of folk song in Yiddish, published in the period from 1901 to 2007, as well as comparative analysis of their structure allows the author to finds “missing links” and to shed light to the reason for these changes of structure.
The author argues that it is necessary to depart from applying formal schemes, which were developed for music of other cultures, and offers a new approach to Ashkenazi folk songs, which takes into account the entire body of melodic models and their relationships to each other.
При подготовке первого сборника еврейских народных песен (1901) С. М. Гинзбург и П. С. Марек распределили материал на группы по жанровым признакам. В конце ХХ – начале XXI века публикаторы песенных коллекций часто отказываются от определения жанра. Задача данной статьи — проследить, как на протяжении века менялись критерии определения жанра и подходы к публикации песенных коллекций. Обзор сборников народных песен на идише, изданных с 1901 по 2007 год и сравнительный анализ их структуры позволяет найти «потерянные звенья» и выявить причину трансформации первоначально избранной жанровой структуры. В статье аргументирована необходимость отказа от переноса жанровых схем, созданных на материале фольклора других народов и предложен новый подход к традиционной песне ашкеназов с учетом всего корпуса бытовавших мелодических моделей в их взаимосвязях.

The Introduction gives an overview of White Lady beliefs in Western and Eastern Europe, including
Russia: a ghost of a female of high status who appears in a particular mansion, fortress or palace
where she once lived and died (aristocratic version), or a ghost of a common woman who lives on
the road where she met her cruel death (democratic version). In both cases it is a malicious ghost of
a woman that had encountered «bad» (unnatural) death, it predicts misfortunes and is especially
dangerous for men.
In the Philippines the picture is more diverse and interesting. The White Lady of Manila, better
known as Babaeng nakaputi (Woman in White), is a malicious ghost similar to that of the Russian
“drivers’ stories”. Likewise, it is dangerous for males: her appearance causes traffic accidents.
Male versions of the legend concentrate on traffic accidents; female ones give more attention to the
ghost’s appearance in abandoned places, homes and churches. All the informants agree that White
Lady is a multo (fr. Spanish «muerto»), bad spirit that lives in balete trees. It has some common
traits with the other multo and shapeshifters, like babuy-babuyan or aswang. The Siquijor White
Lady, on the contrary, belongs to a category of benevolent spirits of folk Christianity. Catholic
healers (mananambal) believe that the highest proficiency in healing is achieved by using the orasyon
prayers from the libreta that is given by the White Lady. It is a small book that contains writings
in Cebuano and corrupted Latin. The book itself and its contents is popularly described as being
invisible/unintelligible for all but the healer who owns it. We had a privilege to closely examine
and photocopy one of the libretas.

О роли чужой культуры в формировании и сохранении эпической традиции. Филиппинские параллели к российским материалам Ц ель данной статьи 1 -предложить коллегам-эпосоведам некоторые общие соображения о природе эпоса с точки зрения фольклориста, много лет работающего на Филиппинах с носителями живой эпической традиции 2.

Монографія є першим комплексним дослідженням фольклористичної діяльності В. Залеського (псевдонім – Вацлава з Олеська). У ній проаналізовано збірник “Pieśni polskie і ruskie ludu Galicyjskiego” (Львів,1833), передумови його створення, концепційні засади вступного слова, жанровий склад уміщених фольклорних текстів, питання зв’язку збірника з українською і слов’янською фольклористикою початку ХІХ століття.

В публикации представлены полнотекстовые записи современных городских легенд, сделанные в 2018 году в Перми. В них отражаются типичные урбанистические сюжеты и стереотипы, источниками которых выступает местная устная традиция, художественная и научно-популярная литература, материалы СМИ, специализированные сайты, беседы на интернет-форумах. Часть текстов представляют собой устойчивые сюжетные рассказы; значительное количество нарративов слабо структурированы и функционируют в виде слухов и толков. Представленный материал поделен на три тематические группы. В первую вошли рассказы о городских катакомбах. Вторую группу составляют легенды о жилых домах и административных строениях (среди них особенно
примечательны истории о так называемой Башне смерти).  В третью группу выделены нарративы, возникающие в связи с промышленными предприятиями, «засекреченными» авариями и возможными техногенными катастрофами. Современные городские легенды формируют и выражают «чувство места» (локальную идентичность), с одной стороны, и эксплицируют типичные урбанистические тревоги — с другой.
The article presents full-text records of contemporary urban legends collected in 2018 during the authors’ fieldwork in Perm. These narratives reflect typical urban plots and stereotypes.

Drawing on fieldwork conducted in the Poltava region, the author examines semantic aspects of images appearing in dreams, and attempts to describe both the patterns of interpretation of dreams and ways of their use in the folk culture of Eastern Slavs. She further discusses the relationship between the folk interpretation of dreams and other facets of Eastern Slavic culture.

Статья посвящена символике жевания бетеля, одного из древнейших многофункциональных обычаев народов Юго-Восточной Азии и Тихоокеанского ареала. Цель публикации - раскрыть на северофилиппинском материале наиболее важные символические связи основных растительных компонентов жевательной смеси - ореха арековой пальмы и бетельной лозы. Особое внимание уделено двум функциям, характерным для всего ареала распространения обычая: бетель как посланник, посредник между миром людей и духов, и носитель жизни, символизирующий соединение мужского и женского начала и воспроизведение потомства. Коммуникативные, этикетные и ритуальные функции бетеля обусловлены связанными с ним мифологическими представлениями, основанными как на фармакологических свойствах растений и минеральных добавок, так и на их месте в символических классификациях, связывающих растения с жизненными субстанциями и миром материальных предметов, имеющих высокий семиотический статус и потому выступающих в виде объектов обмена и дарения. При общей тенденции к исчезновению, обусловленной давлением западной культуры, жевание бетеля продолжает развиваться, приобретает новые функции и даже завоевывает новые территории. Статья написана на материалах языка, этнографии и фольклора ифугао с привлечением данных по их соседям-горцам (калинга, бонтоков, тинггианов) и другим народам Филиппин (тагалов, маранао, висайя и др.). В работе использованы полевые материалы, собранные автором во время экспедиций на Филиппины 1995-2008 гг., а также коллекции МАЭ (Кунсткамера) РАН.

В статье на примере микролокальной традиции с. Юрла Пермского края рассматривается роль «ритуальных специалистов» («учёных») в обрядовой жизни современной сельской общины. Актуальные формы поминальной ритуалистики сохраняют устойчивую структуру традиционных коммуникаций и включают обширный пласт фольклорных текстов. Хранителями традиций являются пожилые женщины, организующие ритуальное пространство и сопровождающие обрядовые действия исполнением молитв и духовных стихов. В ходе интервью с агентами ритуала выявлены формы вербализации сакрального знания, прослежены механизмы сохранности и трансформации традиционных
обрядовых комплексов.

В несказочной прозе о кладах образ петуха реализуется в нескольких основных вариантах: он выступает как страж сокровищ, фигурирует в условии получения богатства или является его живой персонификацией. Наибольшим разнообразием отличаются мотивы, связанные с условием взятия кладов: манипуляции с петухом становятся частью трудного задания или формулы невозможного (пахать на петухе, петушиная лошадь). Этой птицей заменяется человеческая жертва, необходимая для получения клада, либо найти спрятанное сокровище помогает живой петух. Его пением определяется время появления и исчезновения сокровищ. Заполучить цветок папоротника можно там, где не слышно голоса петухов. Семиотическая значимость и популярность в мифологической прозе наделяют образ петуха большим потенциалом для реализации в редких, единичных сюжетах. Прояснить генезис и семантику отдельных «петушиных» мотивов в фольклорных рассказах о кладах помогают более широкие сведения о ритуально-магических практиках и мифологических представлениях, связанных с этой птицей.

В статье рассматриваются предания, когда великаны, силачи или другие герои на большом расстоянии перебрасывают друг другу какой-либо предмет; уточняются границы сюжета, выявляются особенности таких устных рассказов в фольклоре литовцев, южных (хорваты, болгары) и восточных славян, а также в зонах межэтнических контактов; описываются случаи включения этих преданий в сложные локальные мифоритуальные комплексы.

В данной статье приведены результаты апробации корпусного метода в работе с фольклор-ным материалом. Применение данного метода позволило детально охарактеризовать этнографический облик материальной культуры селькупов по данным, полученным исключительно из фольклорных источников.

The author considers the question of the time of occurrence of the image of the Volga and of sustainable epithet Mother Volga in a number of folklore texts. He concludes that the expression Mother Volga in the modern sense emerged not in the folk masses. On the wave of interest to folklore characteristic of 1820-1830-th years, this expression has penetrated into the literary texts from historical songs where Volga was the mother of the Cossacks, and then from the literary texts it came into a broad popular usage. The article proposes to consider the expression of Mother Volga as one of the models of national self-identitification.

Книга предназначена как для специалистов в области музыкальной этнографии и фольклора, так и для всех, интересующихся традиционной
культурой и музыкой коренных малочисленных народов Севера,. Она может быть полезна для
работников культуры, образования, студенческой и учащейся молодёжи, и в особенности — для всех представителей нганасанского народа.
В издании впервые публикуются 50 образцов музыкального фоль-клора нганасан различных жанров (песенного, эпического, обрядо-вого). Представлены фольклористические и музыковедческие статьи,
освещающие музыкальный фольклор и музыкальные инструменты нганасан.

В статье рассматриваются спиритические ритуалы, основанные на использовании предметов и функционирующие в культуре XX века  как календарно приуроченные или окказиональные гадания. Они встают в ряд святочных, новогодних, реже пасхальных развлечений, иногда становятся семейной традицией.  В военное время обращения к спиритическим ритуалам, как и другим видам ворожбы, повсеместно активизируются.
Анализ «технической стороны» гаданий позволяет уточнить генезис некоторых сельских обрядов, выявить разнообразие бытовавших вариантов, увидеть их «сдвиги» в сторону детских «вызываний». Сельские спиритические гадания оказываются более вариативными, чем городские, — возможно, благодаря их взаимодействию с разнообразными формами святочной, любовной, окказиональной ворожбы. Зафиксированы случаи глубокого включения спиритических приемов в этнолокальную мифоритуальную традицию, где гадание становится одним из звеньев в цепи необходимых обрядовых действий (магический поиск пропавшей скотины, обетные практики).

The work considers folklore stories based on the reports of the experience, which can be defined by modern medicine as sleep paralysis. In these narratives can be distinguished, on the one hand, the description of the narrator's sensations and hallucinations (corresponding to the manifestations of sleep paralysis), on the other hand, their folklore interpretation. The paper studies the ways of describing and understanding this state in Russian and Ukrainian culture.

В статье на примере почитаемых в Северном Прикамье камней-валунов рассматриваются традиционные механизмы семиотизации природного ландшафта. Выбранный подход определили современные тенденции изучения культа камней, в частности сдвиг от поиска «следов язычества» к другим возможным авторитетным моделям, повлиявшим на имеющиеся мифоритуальные представления и практики. Автор подробно рассматривает две этнолокальные традиции, существующие в Юсьвинском и Гайнском районах Коми-Пермяцкого округа Пермского края. Материал исследования включает этнографические свидетельства и фольклорные тексты XIX — начала XXI в., в том числе записи Л. С. Грибовой и новые полевые данные, часть которых ранее не публиковалась. В одном из случаев обнаруживаются две конкурирующие этиологические интерпретации валуна, при этом христианская (камень — седло Ильи Пророка) постепенно вытесняет «богатырскую» версию его появления. Основным предметом рассказывания становятся многократные перемещения валуна в пространстве, преодолевающие естественную неподвижность камня и служащие — наравне с историями об исцелениях — подтверждением его чудесных свойств. Во втором случае валуны оказываются материализованной памятью о первых насельниках
края — богатырях, силачах; возникают контаминированные сюжеты, в которых местный богатырь Пера заменяет плывущего на камне святого Стефана Пермского. Критерием особого семиотического статуса камня, его выделенности из нейтрального ландшафта, является появление собственного названия. Делается вывод, что формы почитания трех описанных в статье камней, известные по свидетельствам XIX в. и более позднего времени, складываются не раньше заселения территории в конце XVI — первой трети XVII в., на фоне контактов с русскими. Возможность
учесть данные за более чем столетний период позволяет показать пластичность коми-пермяцкой традиции, связанной с мифологизацией камней-валунов.

Oral dream-books contain the formula “a black horse predicts a disease, and a white horse predicts death”, which has been recorded from several Eastern Slavic regions. It differs from the usual way of interpretation of the same object depending on its color in the dream space. As a rule, in this case, a black object portends death / illness / “something bad”, and the white one, on the contrary, has a positive meaning. The article considers the narratives about prophetic dreams with the image of a white or a black horse. The author attempts to find parallels between the plot of these dreams and belief narratives, containing the image of a white or a black horse. Basing on comparative analysis of these texts, the author concludes that white (black) color of the horse actualizes understanding of this animal as a certain demonic being (its personification or attribute) not only in the belief narratives (for example, the stories about a dead person or the spirits of the forest (field) who are riding the black or the white horse), but also in narration about a prophetic dream. Some of such dreams represent classic examples of otherworld dreams (“inomirnye sny”), the main motif of which is a contact with other world beings. For example: the dream about a dead one riding a white (black) horse and taking away a person, who is alive, predicts death of this person. Some of the analyzed texts can be reduced to patterns of otherworld dreams, for example: the dream about living person, who left away with a white horse, predicted death of this person. On the one hand, it explains the negative interpretation of the both images (either of a black or a white horse) in the oral dream-book, on the other hand — the similarity of such images and their interpretation in the dream narratives, which contradicts with the formula “a black horse predicts a disease, and a white horse predicts the death”. Namely, it doesn’t matter if a dead one sleighs either a black or a white horse or a living person takes a horse of each such colors by bridles, but the interpretation of the prophetic dream remains the same.

В статье на материале русских и коми-пермяцких фольклорных рассказах о кладах рассматриваются два редких мотива, связанных с условием получения сокровища (запрячь 12 петухов; позвонить в колокол быстрее, чем закричит петух). Обнаруженные тексты описаны как часть локальных традиций, где они были зафиксированы (в обоих случаях клад с петухами приурочивается к "чудским" городищам - реальным археологическим объектам). В приложении опубликована подборка фольклорных текстов о городище Курэгкар; часть из них записана Л.С. Грибовой в сер. ХХ в., часть - в экспедициях ПГНИУ в 1990-х гг. 
In Russian and Komi-Permyak folklore legends about the treasures, there are rare motives where the rooster appears. The article is devoted to two motives with difficult task for a person who wants to take a hoard (to harness 12 roosters; to hit the bell faster than a rooster will sing).

Темой статьи является сопоставление эпоса о древнем мордовском царе Тюште с преданиями о чуди, распространенными на Русском Севере. В работе по-следовательно рассматриваются все пункты, в которых эпос о Тюште сближается с чудской темой. Предлагается новая этимология имени Тюштя, проводятся анало-гии между описанием идеализированного «тюштянского времени» в мордовских пес-нях и благоденствия чуди, жившей в условиях сельскохозяйственного изобилия, в коми преданиях, представлениями о глупости чуди в русских и финно-угорских преданиях и анекдотами о «тюштянах» в мордовском фольклоре. В качестве наиболее яркого мо-тива, объединяющего эпос о Тюште и предания о чуди выделяется мотив появления белой березы, предвещающей приход русских. В русских и коми преданиях чудь убега-ет или погребает себя заживо после появления белой березы, которое предсказывает приход «белого царя»; в эрзянских песнях Тюштя, увидев белую березу, убегает вместе со своим народом за море от преследующего его русского царя и его войска. В статье делается вывод о финно-угорском происхождении мотива «белой березы», первоначаль-ной формой которого, судя по всему, было повествование об исчезновении чуди, сим-волически связанной с «темным», хвойным лесом, и приходе нового поколения людей. Сопоставляются мордовские календарные обряды, связанные с именем Тюшти, и «по-минки древних», бытовавшие у коми-пермяков и русских Кайского края. Делается вывод о том, что эпос о Тюште и предания о чуди восходят к мифу о первом поколении людей, исчезнувшем с появлением современного человеческого рода.

В сборнике представлены материалы, предоставленные участниками конференции «Национальные культуры Урала: самобытность, история и перспективы взаимодействия», состоявшейся в мае 2005 г. Екатеринбурге.
Сборник адресован специалистам: этнографам, фольклористам, историкам и искусствоведам.

The paper gives a brief overview of the author’s field materials on the Yattuka hudhud ni nosi, a ritual chant recorded at the funeral of Lucbut of Boco, Nungawa, Asipulo at February 23, 2012. Those include field diaries, audio and videorecordings of the performance and of interviews, photographs and drawings by cultural practitioners, as well as objects relevant to the chant, collected for the Kunstkamera Museum.
Textualizing epics, esp. a ritual one, is a long process. Apart from the materials collected during the 3-month field trip to the Philippines when the chant was performed, field materials relevant to the topic comprise the data on a journey towards the mythological Kitumman — the confluence of rivers where the soul of the dead parts with the living, as well as later interviews and performances collected in 2012–2015.

На початку 1833 р. у друкарні Франтішка Піллера у Львові вийшла книга Вацлава Залеського – юриста за освітою, журналіста та викладача вищої математики за фахом, одного з найперспективніших працівників крайового губернаторства Галичини та Володимирії, що започаткувала новий етап у слов’янській фольклористиці.
Ця праця під назвою “Pieśni polskie i ruskie ludu Galicyjskiego. Z muzyką instrumentowaną przez Karola Lipińskiego. Zebrał i wydał Wacław z Oleska” була унікальним явищем, адже подібної збірки народних пісень, до того ж з нотами, не було ще ані в українській, ані в польській науці про усну словесність.
Велика кількість пісенного матеріалу, ґрунтовна передмова, зрештою, харизматичні постаті як упорядника, так і автора нотного додатка зробили цю книгу популярною у цілій Європі, бестселером свого часу. Вона стала взірцем для наслідування, еталоном для інших авторів, упорядників і збирачів, а теж поштовхом для багатьох ентузіастів, громадських, літературних і культурних діячів.